Бессмертный полк. Кряшены. Воспоминания Кубышкиной (Селивёрстовой) Марии Ивановны

Когда война началась, у нашей мамы - Елизаветы Николаевны было трое дочерей, отец погиб ещё в гражданскую войну. Мне было девять с половиной лет, пять лет Вале, а самой старшей Прасковье 13 лет. В начале войны в деревнях Федотово, Коммуна появились детские дома, но мама ни одну из нас не отдала. Она работала в молокозаводе, раньше пекарня и молокозавод находились, где сейчас «Теплосервис». Прасковья зимой веяла зерно в колхозном амбаре у конторы Стахеевых (наискосок от школы), а летом лаборанткой на молокозаводе.

В то время мы жили внизу, где улице Набережная (Чкалова), недалеко от швейной мастерской на горе. На огороде мы сажали картошку, капусту, тыкву, свеклу - как у всех. Капусту сажали на берегу Зая, в некоторых местах реку можно было перейти по пояс. На огороде мы рыли окопы, из камыша плели занавески для окон, вешали их снаружи. У кого их не было, окна забивали досками - светомаскировка. К нам немцы не пришли, а Казань бомбили несколько раз. В Заинске остались дети, старики, больные.

Дома мы держали две козы, Валя за рога их держит, а я дою. Всё время были одни, вечером залезали на большую скамью у окошка и ждали взрослых. Мама с Прасковьей с работы приходили затемно, после дойки и сепарирования, мы уже засыпали. Сестренка часто капризничала, хотела к маме. Иногда я вводила к маме её на работу, там она положит в кружку немного творога и сметаны и покормит ее. Наша семья спаслась только тем, что мама с сестрой работали на молокозаводе, с зарплаты покупали только лапти по три рубля, остальное уходило на продукты.

В то время базар был на улице Толстого, там продавали лапти, одежду, меняли вещи на продукты. Были и спекулянты. Иногда в магазине привозили материал из парашютной ткани, так очередь была с двух часов ночи, не ходить же голыми. В нашем районе были много эвакуированных, у нас жили евреи из Вильнюса. Во все дома расставили, хочешь, не хочешь - принимай. Жили дружно, жена была швея и нам одежду шила, только вот материала не хватало.

Вещи перешивали из старинных полотенец, скатертей, я в школу ходила в клетчатой юбке и блузке, сшитой из полотенца. Школа в Заинске была на горе, в 1941 мы учились, а в 1942 году нечем было топить здание, зимой не учились. В 1942- 1943 наша семья жили в школе в подвальных помещениях, так как одежды на улицу выйти не было, а учиться хотелось.

Мука была очень дорогая, вместо нее один раз мама купила муку из лебеды, напекла лепешки. Мы их с молоком поели и ею отравились, мама кой-как нас выходила. Много людей травилось, особенно дети. В Реме, где сейчас плотина у водохранилища - росли щавель, горчица, мы их мешками таскали. Картошку накрошим, с щавелем перемешаем, молоком забелим - вот и еда. Купишь 5 фунтов муки, вскипятишь воду на таганке, горсть муки и картошку, забелим и всё. Летом ягоды в блюдце наложим, толкушкой растолчем, сверху пахту нальем, вот такой у нас был йогурт.

В то время спичек не было, за солью наши матери ходили в Челны. На берегу Камы был ворох грязной соли, на саночках ее везли домой, по пути останавливались на ночь в Пенячах. Дома мыли соль в трех водах, оставалось очень мало. На суп положишь ложку соли, да ведь этого мало. Народ пух от голода, я тоже думала, что после отравления лебедой мы умрем. А вскоре в Заинске тиф начался. Открыли диспансер, где сосны (по улице Горького), еды для больных не хватало.

Недалеко от нас у Шароновых был репродуктор во дворе. Вот каждый мы собираемся, полный двор народа и слушаем новости, что на фронте делается. Каждый день в Заинск приходила похоронки, известия от близких - у кого отцы придут, у кого убили. Принесем стулья, лавки с округи - поставим возле дома и плачем …

Светлана Долгова