Письма – связь времен

История крещено-татарской школы тесно связана с такими именами, как Николай Иванович Ильминский, Василий Тимофеевич Тимофеев.

Н. И. Ильминский

Николай Иванович Ильминский - профессор Казанского университета и Казанской духовной академии, учредитель Цен-тральной крещено-татар-ской школы. Начиная с 1847 года, Н.И. Ильминский занимался переводами священных и богослужебных книг на родной язык. В этом благородном деле незаменимым помощником Н.И. Ильминского стал Василий Тимофеев.
К сожалению, имя Василия Тимофеева в настоящее время известно лишь узкому кругу ученых-историков.
Заведующим и учителем крещено-татарской школы, открывшейся в Казани в 1863 г. был назначен Василий Тимофеев. Школа была принята в число школ Министерства народного просвещения на правах частного учебного заведения.
Популярность, как самого Василия Тимофеева, так и его школы, росла с каждым днем. Это объяснялось характером школы и методами обучения в ней. «Постановка нашей школы носит характер семейный, - писал Н. Ильминский в одной из своих статей, - учитель Тимофеев держит себя в отношении к ученикам, как старший брат, к которому они относятся просто и откровенно, но вместе с тем уважительно. В школе нет никаких искусственных форм и формальной выправки, а также телесных и других наказаний». Ученики были привязаны к своей школе и долгое время после окончания школы поддерживали связь со своими педагогами. Атмосфера любви и уважения, царящая в школе, ее семейный характер, педагогические способности и талант учителя давали поразительные результаты. Из наблюдений председателя уездного Казанского училищного комитета, священника Михаила Зефирова (1869 год): «Тогда как в других школах дети учатся более или менее нехотя, рады поскорее отделаться от книжки, заучивают кое-как на память, здесь учение идет бодро, непринужденно, толково. В полтора и два месяца, а иногда раньше, дети выучиваются читать и писать и бывают в состоянии написать толковое письмо к родителям».

В.Т. Тимофеев

Живым примером образованности учеников, доказательством всего выше-сказанного в адрес крещено-татарской школы могут послужить письма бывшего воспитанника учебного заведения, служащего Санкт-Петербургской полиции Григория Афанасьева, отличившегося тем, что сменил преподавательскую деятельность на военную, стал участником Русско-турецкой войны, служил при императорском Дворце. Письма были обнаружены отцом Димитрием Сизовым в фонде Ильминского в Национальном архиве Республики Татарстан.
Шесть писем, написанные в период с 1887 по 1890 гг., одно из которых адресовано Василию Тимофееву, остальные пять - Николаю Ильминскому, были предоставлены нашему вниманию. Два из них, на наш взгляд, смогут вызвать интерес и у наших читателей.

Ваше превосходительство, добрейший благодетель Николай Иванович!

Получив 1-го сего февраля письмо Ваше, а 2-го посылку с книгами, я весьма обрадовался. Прочувствованный за такое ко мне внимание глубочайшей благодарностью к Вам и отцу Василию, молю я недостойный милосердого Господа, дабы Он многомилостивый сохранил драгоценное Ваше здоровье на пользу нашей Святой Церкви, покровителю царю и дорогому Отечеству.

Если отец Василий находят, что служа в Мамадышском уезде становым приставом, я мог бы оказать пользу благим целям школы, то я имея ревностное желание быть сотрудником ея, предоставляю себя в полное Ваше распоряжение и вполне надеюсь, если благословит Господь, оправдать столь высокое доверие Ваше ко мне. Что же касается моих административно-полицейских служебных способностей, то, благодаря Господу, я до сего времени недостатков не ощущал и начальство мое мной вполне довольно.

Мое душевное призвание - служить в провинции, где я нахожу для себя более широкое поле деятельности и возможность быть полезным. Поступив на службу в Санкт-Петербургскую полицию, я достиг моей заветной с детства мечты - видеть государя и царскую семью. Этого я, благодаря Богу, достиг и даже более чем ожидал. Покойный государь, дай ему, Господи, вечного блаженства, на обеде георгиевских кавалеров, во дворце своем, где я имею счастье бывать каждый год, 26 ноября, в день праздника этого Ордена, как кавалер оного, удостоил меня милостивыми расспросами о моем родословии и о военных действиях. А при ныне благополучно царствующем государе, находился при священном его короновании в г. Москве и при летних резиденциях его. И теперь, выслужив чин губернского секретаря, желаю перейти становым приставом, если поможет мне в этом Бог.

Мнение отца Василия и любезность Ваша, содействовать к переводу меня в Мамадышский уезд, для меня есть уже благодать свыше, хотя и встречаю я в этом оппозицию, то есть к переходу, в лице моей жены, здешней уроженки, но для пользы школы мне это обстоятельство быть препятствием не может. Я покорнейше прошу, не откажите в содействии: перевод на означенную должность зависит исключительно от Казанского губернатора, который, если пожелает меня принять, сделает форменный запрос о неимении препятствий к переводу Санкт - Петербургскому градоначальнику, которому стремление мое к службе в провинции объяснил, при предложении им мне высшей должности в сыскной (тайной) полиции, к которой он нашел меня способным (к обнаружению темных личностей).

Полученные мной от вас книги, разбудили охладевшую мою душу. Они кажутся для меня внушительнее, нежели славянские, из чтения их я вновь обращаюсь в идеального члена школы, упоенного надеждой на успешное действие на ея пользу; и забываемое мной татарское наречье вновь обновляется в моей памяти. Почитав их все, я надеюсь настолько приобвыкнуть к наречью, как бы и не забывал его никогда.

Если Вы, Ваше превосходительство, найдете нужным обратиться к означенным в письме Вашим благодетелям, то я вполне обязуюсь следовать указаниям Вашим - они для меня будут священны.

С искренним уважением, любовью и преданностью к Вам остаюсь покорный слуга Ваш Григорий Афанасьев.

С.Пб. Февраля 3 дня 1887 года.

Ваше Превосходительство, Высокоблагодетельный Николай Иванович!

Вчерашнего числа я в Правительствующем Синоде являлся к его высокопревосходительству Владимиру Карловичу, и когда я им рассказал причину моего прихода и упомянул имя Ваше, они, просияв радостью, очень были ко мне снисходительны и изъявили свою милостивую готовность оказать мне содействие. Для чего предложили мне представить докладную записку на имя начальника Казанской губернии и пожелали мне, чтобы я действовал в том же духе, как и Вы. Они такой же добрый ко всем и неутомимый деятель на пользу Отечества и Св[ятой] Церкви, как Вы. Если бы все люди могли быть такими добрыми, тогда бы, кажется, и страждущих не было.

Сегодня утром после ранней обедни, за которой я удостоился принять Святых Тайн, в половине девятого часа утра, в квартире их я представил докладную записку, которую они приняли и сказали, что отошлют при своей рекомендации господину губернатору. Вы, Ваше превосходительство, не откажите в дальнейшем содействии к моему переходу и тогда я постараюсь по долгу быть полезным школе, меня в своих стенах вскормившей. Ранее у меня была жажда к получению места с большим содержанием, но теперь я убедился в бесполезности этой погони, и буду доволен тем, что и теперь получаю. Жалованье в 660 рублей в год для столицы маловато, а в провинции этого вполне довольно, оклад станового пристава почти такой же. Но за то в провинции можно быть более полезным и заслужить любовь обывателей, а это такая уже награда, с которой ничто сравниться не может.

Присланные книги, язык мой, было от многих татарских выговоров отвыкший, вновь в этом языке укрепили. Так как проверить мое знание татарского языка здесь я не могу, то посылаю отцу Василию письмо на татарском языке.

Простите, Ваше превосходительство, за причиняемое мной Вам беспокойство. Покорнейший и всегда служить Вам готовый слуга Ваш Григорий Афанасьев.

С-Петербург, марта 7 дня 1887 года.

Ваше Превосходительство!

Письмо Ваше от 1-го сего июня я имел честь получить вчерашнего числа. Добрая память и забота Ваши обо мне глубоко тронули меня и я не нахожу слов выразить мою благодарность к Вам на письме, но постараюсь, если угодно будет Господу Богу и состоится мой перевод, службой моей оправдать Ваше столь высокое ко мне доверие. Повергая себя и в будущем великодушию Вашему, представляю мою докладную записку на имя господина начальника Казанской губернии. Буду считать за самое счастливое то время, когда буду иметь честь лично предстать пред Вашим превосходительством и принести мою благодарность.

В жизни и службе моей никаких препятствий к скорому выезду из столицы в виду не имеется, но при этом осмеливаюсь просить Ваше превосходительство, не откажите в кратком уведомлении меня, когда будет угодно г[осподину] начальнику губернии сделать перевод, так как здешнему моему начальству необходимо будет подыскать заместителя на мою должность, дабы переход мой мог совершиться без ущерба и занимаемому мною ныне делопроизводству.

Об исходатайствованном Вами у его превосходительства господина начальника губернии согласия на перевод меня исправником в город Тетюши, я счел долгом в виде предупреждения о имеющем последовать переводе, доложил моему начальству, которое согласившись с моими доводами о мотивах к тому, изъявило свое доброе пожелание и его превосходительство господин градоначальник на имеющий последовать по сему предмету официальный запрос, даст вместе со своим согласием и заслуженную мной аттестацию.

Покорнейший и преданный слуга Вашего превосходительства коллежский секретарь Григорий Афанасьев.

6 июня 1890 года. С-Петербург

Ваше Превосходительство, наидобрейший Николай Иванович!

Письмо Ваше от 15-го сего июня я имел честь получить вчера, 19-го июня. Принося Вам свою сердечную благодарность за все Ваши отеческие заботы обо мне, всепокорнейше прошу Вас извинить меня за все причиненные Вам моей просьбой хлопоты.

Тем временем пока я с Вашим превосходительством вел переписку, к нашему градоначальнику поступил официальный запрос от господина начальника Казанской губернии о том, не имеется ли препятствия к переводу меня на полицейскую должность во вверенную им губернию. В запросе этом я назван губернским секретарем и околоточным надзирателем, в каковой должности я состоял до 1887 года, на которой вчерашнего числа (19-го июня) отправлен ответ о неимении препятствия со стороны г[осподина] градоначальника.

Данное его превосходительством господином начальником губернии Вам обещание перевести меня на просимую должность уездного исправника при открытии таковой вакансии, меня очень обрадовало и я остаюсь полон надежды на исполнение моей заветной мысли, милостиво покровительствуемой Вашим превосходительством, если и не теперь, то хоть когда-нибудь в будущем.

Нельзя не согласиться с весьма гуманным суждением его превосходительства господина начальника губернии, ведь и на самом деле нельзя же, да и несправедливо было бы для того, чтобы дать просимое место, очистить его удалением от должности занимающее его лицо без основательных и вызывающих необходимость к тому причин. Такой взгляд начальника вполне гарантирует служебную безопасность подчиненных, и дай Бог, чтобы побольше было таких начальников. Приятно занять желаемую должность только тогда, когда этим не будет разбито положение другого лица. Да Вы и сами, Ваше превосходительство, никогда не позволили бы себе ради чьей-либо просьбы обидеть подчиненного. Почему я полагаю, что таким ответом его превосходительство г[осподин] губернатор ничуть не имел намерения отклониться от удовлетворения просьбы Вашей обо мне.

Занимаемая мной теперь должность письмоводителя участкового управления состоит в IX классе, почему является само собой неудобным к тому, чтобы я перешел на должность станового пристава, состоящую в X классе, следовательно, одним классом ниже ныне занимаемой; изложенный Вами взгляд по сему предмету весьма справедлив.

Теперь меня беспокоит то обстоятельство, что запрос о переводе, не был ли сделан по моей докладной записке, поданной еще тогда, когда я был околоточным надзирателем, в которой я категорически просился на должность станового пристава и я боюсь, чтобы не последовал и перевод меня на должность станового пристава. Почему я вновь обращаюсь к Вашему превосходительству с просьбой не отклонить и этот раз своим предупреждением возможности такового исхода. Теперь тороплюсь отправить это письмо с сегодняшней почтой.

29-го июня, если Бог даст дожить, буду иметь честь быть у его императорского высочества великого князя Михаила Михайловича на молебне по случаю полкового праздника 13-го лейб-гренадерского Эриванского полка, в котором я служил в минувшую войну, а затем на фриштык. После чего Вашему превосходительству подробно опишу обо всем торжестве.

Не откажите передать отцу Василию мое глубочайшее почтение и пожелание мое им от Господа всех благ.

Свидетельствуя глубочайшее свое почтение, остаюсь навсегда преданный Вам слуга Вашего превосходительства Григорий Афанасьев.

С-Петербург, 20 июня 1890 года.

Ваше превосходительство, добрейший Николай Иванович!

Как писал в предшествующем письме моем, в день праздника Св. Ап. Петра и Павла, 29 июня, я имел счастье быть у его императорского высочества великого князя Михаила Николаевича в летней резиденции близ г. Петергофа. Прибыл я к 11 часам в тамошнюю дворцовую церковь, где собирались лица служащие и служившие в 13 лейб-гренадерском Эриванском его величества полку. Сюда около 12 часов дня пожаловал и августейший хозяин со своим семейством. Был отслужен молебен с провозглашением многолетия названному полку и прошением вечного покоя всем воинам за веру и Отечество на поле брани живот свой положившим. Из церкви его императорское высочество предложил нам отправиться к приготовленному столу, где поздравив всех с праздником, изволил милостиво расспрашивать собравшихся о разных предметах. Когда дошла очередь до меня, я не преминул доложить его императорскому высочеству о хлопотах Вашего превосходительства к переводу меня в Казанскую губернию и о изъявлении согласия к тому г[осподином] начальником губернии, в чем его императорское высочество пожелали мне успеха.

В 1881 году я был командирован к высочайшему двору для несения охранной службы, где при исключении из гардероба его императорского высочества государя великого князя наследника цесаревича вещей, пришедших в негодность к употреблению, я получил головной убор его императорского высочества - морскую фуражку с надписью по ленте «Царевна», которую храню у себя как святыню. Года два тому назад в письме моем к отцу Василию писал я, что мне было бы очень приятно вещь эту, как памятник, предоставить в распоряжении школы для хранения при оной, и обещался привести лично при поездке в Казань, чего до сего времени еще в исполнение не привел. Не видя скорой возможности быть в Казани, покорнейше прошу Вас, Ваше превосходительство и отца Василия, уведомить меня, могу ли я выслать вещь эту почтой и может ли она быть принята как предмет, могущий служить памятником, в должном почете, как достояние школы, а не личное.

Здесь есть слухи, что его императорское высочество наследник цесаревич осенью сего года изволит отправиться в плавание, а обратно проследуют через Азиатскую Россию, причем весьма возможно, что посетить изволят Казань, причем легко может случиться личное его императорского высочества подтверждение принадлежности фуражки, в чем документальных доказательств не имеется.

Вашего превосходительства покорный слуга Григорий Афанасьев.

1 июля 1890 года, С-Петербург.

Искренне уважаемый отец Василий!

Благословите преданного Вам сына Вашего духовного, Григория, с верою в благодать Господа, лобызающего священнодейственные руки Ваши. Осталось немного дней до великого праздника Рождества, в день которого, вероятно, достигнет до Вас это мое письмо.

Переносясь мысленно к своей юности, когда под отеческими заботами Вашими, в тесно сплоченной христианской семье воспитанников школы, хотя и при самой скромной обстановке, я бывал счастлив чувствовать беспредельный и искренний восторг милости Божией. Церковная служба заставляла трепетно радоваться и чувственно возноситься к Господу. Выйдя из под покровительства Вашего, по неразумию моему, я очутился вне духовного надзора, перестал слышать отеческие наставления пастырского слова. Меня окружали люди, внушавшие и мне нелегкомысленное отношение к стремлению познавать истину Божию и не забывать уже познанное. Так я дошел до 18-летнего возраста, и что из меня быть могло ведает Господь и Он Своей милостью не оставил меня, внушил мне чувства патриотизма и я встал в ряды победоносной Российской армии, под сугубую молитву Церкви Православной, где бесчисленное множество снарядов неприятельских не лишили меня дара Божия - жизни; и здоровье даже мое, несмотря на две раны, мной полученные: в грудь штыком и пулей в ногу, нисколько не пострадало. Кончилась война, я 20-ти лет с двумя георгиевскими крестами очутился в столице. Здесь поступил на службу и стал продолжать свое оказавшееся недостаточным образование и в этом успел - выдержал установленный экзамен. Произвели меня в чины, другой и третий, наградили орденом и пошли на меня всевозможные блага начальства, и мне все казалось, что это так и быть должно, но понять того не мог, что все, что я недостойный получаю не ради заслуг моих, но милосердием Божием дается все мне. Дошел до того даже, что посещая храм Божий, считая себя много знающим, стал рассуждать о несовершенстве порядков Св. Церковью установленных. В этом каюсь и прошу молитвы Вашей за меня. Наконец, милосердый Господь положил предел заблуждению моему, смиловался Он и открыл мои сердечные очи, через поучения Своего служителя алтаря отца Иоанна Сергиева, том I поучений, коего я осмелился послать к Вам как вещественное доказательство, приведшее меня грешного именно в то святое чувство, которое сопровождало меня в школе. Теперь я понимаю, что все многознание мое и философствование было именно не знание ничего. Помолитесь за меня, чтобы Господь укрепил меня в вере.

Исписав весь первый лист, я старался раскрыть перед Вами, отец Василий, все сокровенное души своей, но умения моего на это не хватило и Вы как истинный отец своих духовных детей, поймете меня. И в праздник сердечно я перенесусь к Вам в далекую Казань, и буду уверен, что имя мое удостоится быть вспомянутым Вами.

Я сознаю, что письмами моими, я причиняю Вам беспокойства, даже и то, что ставлю в необходимость читать их. Но чувство свое не могу побороть, оно заставляет меня постоянно помнить Вас, это отпечаток детства. И я не виноват, почему и прошу меня простить великодушно.

Поздравляя Вас, отец Василий, со всеми духовными детьми Вашими с праздником Рождества Христова, и желая Вам в радостях и счастье здоровым быть, покорнейше прошу Вас передать мое искренне сердечное поздравление и пожелание многолетнего здравия его превосходительству, наиблагодетельнейшему Николаю Ивановичу на благо распространения святой веры Христовой.

Перед ними я много виновен тем, что ради доброты их, причинил так много хлопот, преследуя и тщеславие. Губернатор милостиво предложил мне по ходатайству их место станового пристава, а я дозволил себе такую дерзость, что ответил о желании своем занять место исправника на том основании, что должность мной занимаемого IX класса с окладом больше станового и таким ответом, внушенным мне теперешним моим начальством, сам себя и высек. Теперь же рассудок мой мне говорит, что если желать быть полезным делу, ради которого люди бросают состояния, разбирать классы, должности неуместно. Еще раз прошу у Вас и его превосходительства Николая Ивановича извинения за причиненные беспокойства и свою необдуманность, но полагаю, что так все случилось потому, что Господу Богу угодно было. Он знает нужды наши и нами управляет непостижимо.

Не разрешите ли, отец Василий, выслать имеющую скоро выйти из печати книгу описания жизни досточтимого пастыря нашего отца Иоанна Сергиева. Я крайне опасаюсь, чтобы своими поступками не вызвать неудовольствия Вашего и сочинения отца Иоанна я выслал под этим впечатлением.

Остаюсь преданный Вам сын Ваш духовный Григорий Афанасьев.

В г. С-Петербург, Управление 1 участка Казанской части.

20-го декабря 1890 года.