Из воспоминаний генерал-лейтенанта Алексея Яковлева о детстве в деревне Тук Пулат – Иванаево

«…Я вспоминал свою небольшую предкамскую деревню Тук Пулат, которая в официальных списках значилась как Иванаево. Расположена она в бывшем Лаишевском уезде бывшей Казанской губернии. Тук Пулат – по-татарски – Сытая Палата, хотя жители ее, называющие себя кряшенами, в прежние времена жили совсем не сытно.

Позволю себе пояснить и этноним «кряшены». Так именует себя довольно многочисленная группа татарского народа, которую часто называют крещеными татарами, что вообще-то не совсем верно, как не совсем верно называть «татарами» исконных волжан-булгар.

Это, наверное, потому, что сколь-нибудь вразумительных, на мой взгляд, толковых и убедительных научных исследований на этот счет до сих пор нет. Не создано еще и широкой художественной панорамы жизни многонационального средневолжского края, которая показала бы жизнь поволжских народов во всем ее многообразии, глубине. Жизнь, которая была основана на общности экономических отношений и исторических судеб, а следовательно – была пронизана процессами взаимовлияния и взаимопроникновения.

Когда много лет после войны у меня на родине – в низовьях Камы начали возводить автогигант, он привлек внимание всего мира, и в годы его строительства к камским берегам был нескончаемый поток писателей и журналистов. И вот писательница Майя Ганина, побывав в одной татарской деревне, не без удивления открыла для себя:

«Деревня большая, расположенная на холмах, перерезанных оврагами, избы рубленные, высокие заборы с тесовыми воротами, возле ворот, как положено, лавочки. На лавочках судачат старухи, разглядывают с любопытством приезжих. Глаза у старух голубые, лица длинные, тонконосые – прямо Псковщина или Вологодчина…» - писала она в своей книге «Камазонки дома и на работе».

Именно такими – высокими, стройными, белокурыми, голубоглазыми и тонконосыми и были мои родители. Такими яснолицыми запомнились мне и почти все мои однодеревенцы. И облик деревни запомнился таким же, как у описанной Майей Ганиной. Только тюлевых занавесок на окнах тогда не было, а герани красовались непременно во всех домах.

Совпадение не случайно, как вполне достоверно сравнение облика современных жителей Татарии с обликом жителей Псковщины, Вологодчины, Владимирщины. Сюда, в междуречье Вятки, Камы и Волги еще в домонгольские времена бежала от крещения ростово-суздальская чернь, потомки летописной мери. Как следует из многочисленных опубликованных источников, на этих землях с незапамятных времен жили в добром соседстве «великих рек разноязычества: козари и балымы, и болгары, ижъ и ушлецы языка славянского, земли ростовския, ушедшия бо от св. крещения во идолопоклонение, и тамо кочевое житие, веры безсермянское изводища» . Встреча разных культур – тюркской, славянской, угро-финской – образовала здесь чудесный сплав верований, представлений, обычаев и нравов. И все это отразилось в богатом фольклоре края, хозяйственном укладе жизни, наложило отпечаток на облике поселений, характере навыков и умений<...>

Рекрутов жалели, оплакивали, на проводы собирались всей деревней, и стар, и млад. А накануне, вернее за год, когда призывник получал письменное извещение о предстоящем призыве в армию и официально начинал именоваться рекрутом, он пользовался всеобщим вниманием и уважением. В течение всего этого года он являлся званым гостем в каждом доме деревни. В воскресные и праздничные дни их освобождали от всяких хозяйственных хлопот<...>

Рекруты, отвечая на песни-напутствия, как правило, сами исполняли песни, соответствующие по содержанию всей ответственности момента. У меня и сейчас в ушах звучит песня старшего брата Федора, его звонкий, еще не окрепший баритон:

Кыр кабкасын чыккан чакта,

Кютярелде тузаннар.

Донья кален белеб булмый,

Сау булыгыз туганнар…

Это он пел уже за околицей, шаг за шагом удаляясь от деревни, от родного гнезда, от которого его оторвала Первая Мировая война.

Федору посчастливилось. Он вернулся с фронта невредимым, но его три сына, уже взрослых к началу Великой Отечественной войны, пали в боях с немецко-фашисткими захватчиками. Яковлевым вообще не везло на фронтах. Второй мой брат – Никита – сложил голову во время Брусиловского прорыва в 1916 году. Петр, также участвовавший в Первой мировой и гражданской войнах, погиб под Севастополем в 1942 году. Четвертый брат – Митрофан, мобилизованный в Красную армию в 1919 году, нашел свою могилу в лиманах у Перекопского перешейка. Погиб на фронте Великой Отечественной войны уже в 1941 году наш меньшой братишка – Михаил. Погибли многие другие мои родственники-однофамильцы. За всех за них, за их детей сирот мне ответ держать…<...>

Однако же, кроме отца был у меня в жизни и другой наставник – это учитель братской школы Иван Гаврилович Касимов.

Братская школа – это та же церковно-приходская школа, отличалась она от последней тем, что содержалась на частные средства. Иван Гаврилович Касимов, воспитанник педагогической системы Ильминского. Был одареннейшим педагогом, настоящим народным учителем. Добрейший, внимательный, ласковый, он в тоже время был предельно строгим по отношению к ученикам, и эта справедливая строгость вывела в «люди» не одно поколение тукпулатовцев. Он жил в такое время, когда в деревне ни агрономов, ни врачей, ни других специалистов не было, и учитель в жизни сельчан занимал самое видное место. Он давал крестьянам советы по ведению хозяйства, знакомил с новшествами в земледелии, занимался санитарным просветительством. Он и одевался лучше, вернее, опрятнее и чище других, и говорил сдержанно, вразумительно. Таким оставался Иван Гаврилович Касимов всю свою жизнь. И авторитет его был непререкаем.

Теплоты, ясного света осталось от Ивана Гавриловича много. Он был замечательным краеведом, историком, биологом. И вот помню. Ребята побежали по тропинке вверх, быстро исчезли за поворотом. Возбужденные веселые голоса растаяли в прозрачном воздухе. Приятно после долгих часов сидения за партой очутиться на природе <...>.

- А вы знаете, ребята, - между тем начинал рассказывать Иван Гаврилович, - почему в названиях многих наших соседних поселений присутствует слово «челны»? Уреево-Челны, Бердибяково-Челны, Козяково-Челны, Кутлубукашево-Челны, Нижние Челны, Тебердино-Челны, Мамли-Козяково-Челны. А всего три десятка наберется таких названий в нашем крае. Неспроста это должно быть, правда? А слово «Челны» на языке наших предков означало «белокаменный». Может быть, свои новые поселения наши предки назвали Челнами в память тех белокаменных городов, в которых жили в старину. Кто знает…

А еще, ребята, невдалеке, за лесом есть Большие и Малые, Верхние и Нижние Удельные и просто Меретяки – сразу шесть кряшенских поселений, названия которых явно указывают на летописную мерю. Был такой народ, проживавший прежде на берегах озер у города Ростова Великого. Вот о чем может рассказать «язык земли»…

Мы, затаив дыхание, слушаем своего учителя, задумчиво смотрим вдаль, где петляет наша Каменка…<...>.

Более семидесяти лет прошло с тех пор, как я расстался со своим первым учителем Иваном Гавриловичем Касимовым, а он и сейчас перед глазами. Вон, стоит в светлом березняке, и в глазах его голубое небо…

Источник: Яковлев, Алексей Ефимович. Сквозь огонь: (Записки генерала) / А. Е. Яковлев; [Лит. запись М. Глухова]. - Казань : Татар. кн. изд-во, 1985. – С. 75-86