ЯЗЫК НАГАЙБАКОВ: МИФ ИЛИ РЕАЛЬНОСТЬ?, С.Ю.Белоруссова

В XVIII в. новокрещены Нагайбакской крепости в большинстве своем говорили на языке, который лингвистами включается в тюркскую группу алтайской языковой семьи, средний диалект татарского языка. Не исключено, что в то время сообщество новокрещенов было многоязычным, поскольку представляло собой сбор представителей разных народов, от татар и арабов до персов и черемисов. После переселения 1842 г. все три группы нагайбаков оказались в русскоязычной среде. Северная группа поселилась среди русских крестьян-казаков, центральная группа проживала по соседству с русскими (хотя и обособленно), южная группа обосновалась в окружении русского и татарского населения. В то время язык стал определяющим в разделении «своего» и «чужого», различения казака-нагайбака от казака-русского.

Власти Оренбургского края видели в этом проблему, потому что русские учителя и священники, не владевшие языком инородцев, не оказывали должного влияния на их крепость в православии. Для укрепления религиозного сознания нагайбаков было решено ввести родной язык в обучение и проповеди. Значительный вклад в это начинание внес русский востоковед, член-корреспондент Академии наук, профессор Казанской духовной академии Н. И. Ильминский. Он имел духовное образование и в совершенстве владел татарским и арабским языками, в связи с чем и был привлечен для осуществления «противомусульманской миссии» в Оренбургском крае по части просветительства инородцев.

По мнению Ильминского, главным препятствием к внедрению родного языка в школы и церковь среди народов Оренбуржья было использование их говора только в устной форме. Так, Бектеева писала, что язык нагайбаков «не литературный, а народный, употребляющийся только для выражения житейских нужд».[1] Ильминский предложил «записать» разговорный язык нагайбаков, чувашей, марийцев, кряшен, удмуртов и создать индивидуальный алфавит для каждого народа, таким образом, было создано около 20 алфавитов. Для обучения нагайбаков использовался литературный кряшенский язык, созданный на основе кириллицы. В 1868 г. переводческая комиссия, существовавшая при Братстве св. Гурия, имела право «издавать православно-вероучительные и религиозно-нравственные книги на всех инородческих наречиях Казанского края, кроме наречия мордовского, которое “совсем обрусело”».[2] На языки инородцев были переведены учебные пособия и религиозная литература, издано свыше 800 книг общим тиражом более 1,5 млн. экземпляров.

В дальнейшем Ильминский подал идею открытия миссионерских школ для детей инородцев, куда в качестве учителей могли приглашаться носители их языка.[3] При этом оренбургские власти поставили условие, что обучение инородцев будет происходить в русле русификации, поэтому обязательным требованием для работы учителя была «необходимость хорошаго знанія со стороны учителей инородцевъ русскаго языка».[4] Не исключено, что на положительное решение вопроса о приглашении нерусских учителей для обучения инородцев повлиял личный авторитет Ильминского среди руководства Южного Урала и Поволжья, Оренбургского епархиального общества и лидеров этнических сообществ. Вплоть до своей смерти он контролировал миссионерскую работу среди народов Урало-Поволжья и был посредником в общении власти и представителей народов.

В 1871 г. «среди нагайбаковъ были открыты пять начальных инородческих училищ: в Остроленке, Касселе, Требии, Париже с центральною школою в Фершампенуазе»;[5] обучение в них велось в течение шести лет. По совету Ильминского, в школу Фершампенуаза на средства управления Оренбургского казачьего войска был назначен учителем крещеный татарин Игнатий Тимофеев. Его жена взяла на себя образование у девочек: к 1873 г. она обучала семь нагайбачек. Уроки проводились на «крещенском» языке, а в качестве литературы использовали переведенные Ильинским «священные» книги. В письме своему брату Василию Игнатий Тимофеев после осмотра школ в Касселе с удовлетворением отметил, что «в крещенских школах читают крещенские книги».[6] Впоследствии военный губернатор Бобарыкин «обратил на Игнатия Т-ча особенное внимание и поручил ему непосредственное наблюдение за окружающими Фершампенуаз инородческими школами».[7]

Судя по переписке Ильминского и Тимофеева, поначалу учитель был доволен своей работой среди нагайбаков. Согласно письму от 29 ноября 1873 г., работа Тимофеева в миссионерской остроленской школе высоко оценивалась начальством, поэтому его пригласили работать священником в приходе Фершампенуаза. Три года спустя у Тимофеева возникли проблемы как с русскими управленцами в нагайбакских селах, так и с самими нагайбаками, которые «составили приговоръ о закрытии Фершампенуазской центральной школы и дошли этот приговор наказному атаману».[8] Впоследствии Тимофеев писал, что «атаману 2-го отдела не нравится его учение, и что атаман велел И. Т-чу оставить школу, так как ученики его мало знают по-русски».[9] Тимофеев был отстранен от преподавания в Фершампенуазе на три недели, однако впоследствии, благодаря личному вмешательству Ильминского, его вернули к должности.

В отчетах оренбургского епархиального комитета и в статьях Витевского Тимофеев представлен просветителем нагайбаков, которые радовались его назначению к ним. Судя по личной переписке, Тимофеев не был доволен своим учительством у нагайбаков и периодически просил перевода в другое место. Однажды Ильминский отреагировал следующим образом: «Уйдешь, назад воротиться будет стыдно. Да если и сюда (в Казань) возвратишься, то подходящее для тебя место, может быть, найдется, а может быть и не найдется».[10]

Судя по письмам Ильминского, целью обучения и проповедей на родном языке среди нагайбаков было не только утверждение их в вере, но и убеждение в их самобытности среди тюркоязычных соседей. Об этом он писал Тимофееву: «Далеко идет дело нагайбакское!.. А если так, то ведь человек, старающийся усилить нагайбаков, усиливает дело Божие».[11] Очевидно, русское руководство ощущало угрозу в преподавании школьных предметов на языке нагайбаков; по отзывам современников, главный интерес школ «состоит в обучении детей русскому языку».[12] Периодически русские атаманы высказывались за отмену преподавания на языке нагайбаков, что, по словам Ильминского было «нападками на крещенский язык». В одном из писем в 1889 г. он жаловался обер-прокурору Святейшего Синода К. Г. Победоносцеву:

Прошлым летом наказной атаман Николай Алексеевич Маслаковец обозревал свое войско, посещал школы и обратил внимание на нагайбакские школы. В одной из последних генерал заметил, что когда ученик читал из священной истории по-татарски, кто-то из присутствующих нагайбаков засмеялся над татарским будто бы чтением… Во всяком случае обличал отсутствие христианского благоговения в смеющемся… Глупый смех утвердил в Николае Алексеевиче твердую решимость отменить употребление татарского языка в нагайбакских школах.[13]

Священники Оренбургского епархиального комитета поддерживали просветительскую работу и распространение литературы на родном для нагайбаков языке. По словам миссионеров, «священные книги… стали являться в большом количестве, заинтересовали (грамотных нагайбаков. — С. Б.) и стали переходить из рук в руки».[14] Ученики кассельской школы направили письмо Василию Тимофееву в благодарность за переводную литературу на их языке:

Благодетель и попечитель наш, ревнитель святой веры, отец Василий Тимофеевич! Любезнейший брат наш, Игнатий Тимофеевич, раздавая нам всегда бесплатно книги на нашем родном языке, дает нам возможность узнать правильнее свою веру. О тех книгах, которые Вы перевели с его превосходительством Н. И. Ильминским, наши деды и прадеды не имели понятия, а мы благодаря Вашим святым трудам, можем не только читать и понимать их, а даже придя домой, прочитывать эти книги нашим неграмотным родным.[15]

К 1901 г. в нагайбакских поселках было открыто 24 миссионерские школы, в которых «учащихся мальчиков русских 308, нагайбаков 636 и калмык 4. Девочек русских 186, нагайбачек 417 и калмычек 4». К началу XX в. во все нагайбакские поселки были приглашены учителя либо из крещеных татар, либо из нагайбаков, поэтому обучение полностью проходило на родном языке.[16] Тем не менее русское начальство продолжало сдерживать распространение в школах нагайбакского языка, выступая с предложением, чтобы со второго года школьных занятий дети изучали все предметы по-русски. Однако, судя по отчетам и полевым заметкам миссионеров, обучение нагайбаков проводилось преимущественно на родном языке.

Недостатком миссионерских школ было их содержание на «весьма скудные средства поселковых обществ». Кроме того, священники отмечали слабую подготовку кадров: «Учителя, специально подготовленные к учительству, не поступают, почему учителями и учительницами этих школ являются бывшие ученики и ученицы тех же поселковых школ, больше нигде не учившиеся».[17] В 1901 г. при Богодуховском мужском монастыре города Оренбурга был образован Богодуховский миссионерский стан.[18] Его целью была подготовка инородцев, прежде всего нагайбаков и чувашей Оренбургского края к преподаванию среди своих соплеменников. В этих школах в основном обучались нагайбаки: так, из 36 человек, окончивших курс в 1907 г., было «5 русских, 21 нагайбак и 10 чуваш». Сразу после окончания обучения выпускники определялись в приходы или школы; из выпуска 1907 г. «трое состоят псаломщиками в ногайбакских приходах, пятеро служат учителями русско-татарских школ, а все остальные занимают учительские места в школах православных инородцев — ногайбаков и чуваш».[19]

Ильминский и подготовленные им учителя преподносили язык нагайбаков как уникальный и независимый от других тюркских языков. Ильминский критиковал Витевского за переводы нагайбакского фольклора на татарский язык: «Владимир Николаевич Витевский печатает нагайбацкие песни, доставленные ему Отцом Игнатием, а переведенные Семеном Максимовичем, и много понаврано, ибо нагайбацкий язык отличается от здешнего (казанского-татарского. — С. Б.)».[20]

В 1920-е гг. тенденция обособления языка нагайбаков продолжилась, чему способствовало открытие национальных нагайбакских школ. В 1924–1926 гг. произошло их увеличение — с 3 до 10.[21] Обучение велось на родном языке, но из-за отсутствия учебной литературы использовались русские учебники.[22] С конца 1920-х гг. политика в отношении инородцев изменилась: нагайбаков перестали выделять как отдельную общность и причислили к татарам, а для их обучения стали приглашать татарских учителей. Эти перемены вызвали постепенный закат «нагайбакского движения». С 1927 г. официально в нагайбакских школах стали преподавать на татарском языке (на основе латинской графики). В тот же год в Париж приехали преподавать выпускники Казанского педагогического училища. В дальнейшем нагайбаков как носителей татарского языка активно привлекали к поступлению в Троицкий татаро-башкирский педагогический техникум. С 1954 г. парижская школа была официально преобразована в «среднеобразовательную школу на татарском языке».[23]

24 декабря 1958 г. вышел закон «Об укреплении связи школы с жизнью и о дальнейшем развитии системы народного образования в СССР», в связи с чем предлагался переход национальных школ на обучение на русском языке. В начале 1960-х гг. нагайбакские поселки стали переходить на русскоязычное преподавание: изначально в одних классах велось обучение на татарском языке, в других — на русском. Причем, по свидетельствам местных жителей, в русские классы ходили «более привилегированные» ученики. Позднее нагайбакские школы полностью перешли на преподавание на русском языке. С этого времени нагайбакский язык стал постепенно выходить из употребления среди местного населения из-за его практической ненадобности.

С 1960-х гг. язык нагайбаков употреблялся только в домашнем общении, будучи исключен из школьных и дошкольных программ. В школах и детских садах работали в основном русские преподаватели, а маленькие дети разговаривали между собой на своем, непонятном для учителей и воспитателей языке. Те в свою очередь придумывали «наказания» для учеников за произнесение нагайбакских слов: местные жители с обидой вспоминают, как «их ставили в угол», «били по губам», «вызывали родителей», «ухудшали оценки» за свой язык. По словам остроленской учительницы, в 1980-е гг. «вышел указ директора» о запрещении нагайбакских слов в школе.

Отсутствие возможности разговаривать на родном языке в государственных учреждениях привело к постепенному переходу на русский язык в общении нагайбаков. Более того, молодежь не только не стремилась к овладению им, но даже избегала своего говора. Неудобство в использовании языка трансформировалось в стеснение от своей этничности. По рассказам местных жителей, в 1970–1980-е гг. нагайбаки, оказавшись в меньшинстве (например, в городском учебном заведении), скрывали свою этническую принадлежность. Открыто рассказать о своей национальности было сродни «подвигу»: сейчас некоторые нагайбаки испытывают чувство гордости за открытое позиционирование своей национальности в прошлом. Другие сожалеют о своих попытках скрыть свою речь и этничность. Тамара Бургучева из Остроленского рассказала: «Когда я пошла учиться в город, то никому не говорила, что знаю свой язык. Сейчас стыдно за это».[24]

Ценность языка в самосознании нагайбаков возросла не так давно, с начала 2000‑х гг., что связано с этническим возрождением и осознанием реальной угрозы исчезновения родной речи. Согласно опросу, главной проблемой своего народа современные нагайбаки считают «утрату нагайбакского языка». На вопрос «Что самое ценное из культурного наследия вашего народа?» большинство назвали «язык»; причем этот вариант опередил по массовости ответы «религия», «фольклор», «обычаи», «традиции», «праздники», «пища». На другой вопрос «Что объединяет человека с людьми его национальности?» большинство нагайбаков (32,5 %) определили «язык», что существенно выше вариантов «традиция» (18,2 %), «религия» (14,3 %) и «обычаи» (7,8 %).[25] Нагайбаки с увлечением обсуждают перспективы родного языка, и не случайно на вопрос «Какие темы, касающиеся вашего народа, Вы часто затрагиваете в общении с друзьями и соседями?», большинство опрошенных назвали «язык». Рая Маметьева из Фершампенуаза в разговоре с родными высказала опасения насчет перспективы своего языка, поскольку «страшно то, что сегодня дети его не знают».[26]

Сегодня на языке нагайбаков разговаривает среднее и старшее поколение (старше 40 лет). 30‑летние понимают язык, но не говорят на нем. Большинство 20-летних на языке не разговаривает и не понимает его. По словам Натальи Юскиной из Остроленского, иногда переход от общения к необщению происходит неожиданно для самих нагайбаков:

Я 1972 года рождения. Мой брат на четыре года старше меня. Они в своем классе разговаривали на нагайбакском языке. В нашем возрасте в школе не было речи нагайбакской. Что произошло за эти четыре года?[27]

Происхождение языка нагайбаков неоднозначно и до сих пор четко не определено. Говор формировался в среде тюркских языков, в нем есть заимствования из татарского и чувашского языков. Сегодня по поводу языка нагайбаков существует три точки зрения. Первая принадлежит исследователям, которые считают язык нагайбаков средним диалектом татарского языка (сегодня это считается официальной точкой зрения). Лингвисты пришли к выводу, что нагайбакский язык сходен с говором заказанских кряшен (особенно с примешинским и прикамским подговорами), в формировании которого заметную роль сыграли ногайско-кыпчакские группы.[28] Они полагают, что основу нагайбакского языка составляют «общетатарские слова», хотя обнаруживаются и специфические черты говора нагайбаков: например, по мнению Д. Б. Рамазановой, у нагайбаков «сложилась своя оригинальная система (номенклатура. — С. Б.) родства»,[29] что подчеркивает особенность их языка. Тем не менее, согласно исследованию Ф. С. Баязитовой «по составу гласных и их артикуляции нагайбакский говор ничем не отличается от татарского литературного языка». Будучи выходцами из «заказанских и уфимских земель», «говоры нагайбаков и кряшен бывших Казанской и Уфимской губерний мало отличаются друг от друга». В связи с тем, что нагайбаки долгое время прожили отдельно от кряшен и татар, их говор подвергся влиянию со стороны соседей и последующему изменению.[30]

Другие лингвисты считают язык нагайбаков отдельным и самостоятельным. Г. К. Валеев определил, что совпадение слов в говоре нагайбаков и татарском языке «4:1, то есть нагайбакский язык близок к татарскому». Однако его самостоятельность видна по наличию разносемемных слов — межъязыковой полисемии (например, слово алашырга в нагайбакском языке имеет значение «браться», а в татарском — «меняться»), разноморфемных («плечо» по-нагайбакски звучит как иңсә, а по-татарски — иңбаш) и коррелятивных слов — межъязыковой синонимии («бочка» по‑нагайбакски — кисмәк, а по-татарски — мичкә), а также «лексем, которым нет эквивалентов в татарском».[31]

Наконец, третья точка зрения принадлежит самим нагайбакам: они относят свой язык к тюркской группе и видят черты сходства с татарским, башкирским, узбекским, таджикским, казахским языками. Фершампенуазец Григорий Ишменев рассказал: «Я понимаю, что говорят казахи, башкиры, узбеки и даже турки. Это в армии мне здорово помогало».[32] Нагайбаки находят общие элементы своего языка с татарским, однако отрицают их полную идентичность. Обычно они указывают на различие в произношении: «У татар разговор мягкий, а у нас, нагайбаков, грубый говор». Кроме того, сегодня нагайбаки отделяют свой язык от наиболее близкого им «кряшенского языка»:

У кряшен, которые живут в Татарстане, язык более близок к татарскому, и когда мы с ними разговариваем, он кажется мягче, чем наш... Когда они приезжают сюда, то говорят, «какой у вас язык все-таки грубый». А ведь язык сохранился в том виде, в котором он был. А там уже произошла ассимиляция с татарами.[33]

Любовь Юскина из Остроленского сказала, что «язык татар она не может понять». Впрочем, язык нагайбаков неоднороден: они различают оттенки и внутри своей группы, поэтому легко определяют, уроженцем какого нагайбакского поселка является говорящий. Например, в зависимости от селения, слово «рюмка» произносится по-разному: в Париже говорят «тустыган», а в Кассельском и Остроленском — «щерке».

В заявке на включение народа в перечень коренных малочисленных народов нагайбаки обозначили, что их родным языком является «нагайбакский». Институт этнологии и антропологии АН СССР, благодаря личному одобрению директора В. А. Тишкова, принял эту заявку и в первоначальном списке КМН у нагайбаков в графе «родной язык» числился «нагайбакский». Казанские ученые в лице Д. М. Исхакова усомнились в возможности существования такого языка:

Это еще два года тому назад было. Там отдельно записано «Нагайбаки». А в графе родной «язык», записано «нагайбакский». Я говорю: «Валерий Александрович [Тишков], Вы когда-нибудь слышали как говорят на нагайбакском языке?» «Нет», — говорит. Я ему: «У них чистейший татарский язык! Большинство татар, живущих у нас в Казани, не умеют говорить на таком чистом татарском языке». Теперь исправили, в списке языком нагайбаков записали татарский язык. Как видите, тут всестороннее изучение дела отсутствует.[34]

В 2009 г. на форуме сайта газеты «Всходы» развернулась дискуссия среди нагайбаков насчет перспектив своего языка, которая свелась к тезису, что утеря языка ведет к утрате самосознания; пользователь под ником Makmuz высказался: «В том случае, если уйдет в мир иной большинство носителей живого нагайбакского языка, то и смысла продолжения существования нагайбаков и Нагайбакского района не будет».[35] Другие эмоционально высказывались насчет будущего языка:

Нужно бить в колокола! Спасать родную культуру. Если руководство об этом не беспокоится, нужно ставить вопрос самим… Неужели ни у кого не болит душа? Скоро нагайбаков не будет, будет аморфная масса, которая, называясь нагайбаками, не сможет продемонстрировать ни культуру, ни язык, ни фольклор… Не обидно?[36]

В попытках возродить язык нагайбаки столкнулись с давней проблемой отсутствия письменности. С тех пор, как в конце XIX в. в их школы и церкви были завезены «крещенские» религиозные книги, другой литературы не выпустили, да и те труды почти полностью уничтожили в советское время. С 1990-х гг. нагайбаки пытаются создать собственный алфавит. Один из активистов нагайбакского движения Петр Минеев самостоятельно создал нагайбакский алфавит на основе русских букв, и на его базе создал «Славяно-русско-нагайбакский ведический словарь» в 2012 г.[37] В целом нагайбаки одобряют попытки создания собственного алфавита, хотя не без скепсиса. Они считают, что в нем должны быть переданы специфические звуки, свойственные нагайбакскому языку.

По общему признанию, наибольшего успеха в создании алфавита достигла потомственная нагайбачка, бывшая учительница русского языка 79-летняя О. И. Барышникова. С детства она говорила на языке нагайбаков, в школе училась на татарском и имела возможность обстоятельно сравнить оба языка:

О. И. Барышникова сама отметила фонетические отличия нагайбакского языка от татарского. Во-первых, татарский звук в регулярно заменяется в нагайбакском языке звуком б (вакыт — багыт ‘время’). Во-вторых, татарский звук ч во всех позициях вытеснен звуком щ (чушка — щушка ‘свинья’). В-третьих, в нагайбакском языке отсутствует звук ф: на месте татарского звука ф нагайбаки произносят п (зәгыйфь — зәеп ‘калека’). Кроме того, в нагайбакском языке наблюдаются частые замены татарского к на х (хәлсез — кәлхез ‘бессильный’).[38]

В 2015 г. Барышникова выпустила Русско-нагайбакский и нагайбакско-русский словарь; благодаря активной рекламе ее родственников, публикация словаря получила широкую огласку. Его презентация состоялась в Магнитогорске и собрала немало посетителей, кроме того, новость о выходе словаря освещали местные СМИ. Барышниковой удалось «закрепиться» в медиа-пространстве: сегодня она переводит интерфейс социальной сети «Вконтакте» на нагайбакский язык. Журналистам новостного портала Life News она рассказала, что ее работа адресована молодежи, которая пользуется этой социальной сетью. На вопрос, как будет «мои друзья» по‑нагайбакски, она ответила минем иптешләрем.[39] Перевод интерфейса «Вконтакте» вызван не столько востребованностью языка нагайбаков в социальных сетях (нагайбакские пользователи без труда используют русскую версию), сколько позиционированию своего языка в медиа-пространстве.

Свой словарь Барышникова создавала, консультируясь со старожилами нагайбакских сел, поэтому в целом он был положительно принят жителями. Словарь оказался настолько востребованным, что в том же 2015 г. пришлось выпустить дополнительный тираж. Однако ее работа была критично воспринята некоторыми исследователями. По мнению И. Р. Атнагулова, намеренный отказ Барышниковой от слов, начинающихся на «в», «ф», «ц», «ч», которые есть как в татарском, так и в языке нагайбаков, привел к утрате «большого корпуса современных, широко применяемых слов с использованием перечисленных фонем».[40]

Сегодня нагайбаки с уважением и заинтересованностью относятся к своему языку, многие активно участвуют в его возрождении. Нагайбачка Наталья Юскина рассказала: «Мне не хватало своего языка на генетическом уровне. Лет 10 назад я стала активно всем этим заниматься. Я всегда буду своим языком интересоваться, может, и не так фанатично и с болью в сердце». Наталья работает музыкальным работником в остроленском детском саду; по ее наблюдениям, «в каждой группе 2–3 ребенка (из 20–25) понимают язык. Если они растут с бабушкой-нагайбачкой, то обычно они нагайбакский язык знают». Она работает по собственной методике и отмечает, что дети в игровой форме — через стихи, сценки, песни — лучше усваивают язык. Воспитатели детского сада, независимо от своей национальной принадлежности, участвуют в обучении детей:

Я каждый месяц даю по 10 простых нагайбакских слов и фраз каждой группе, например, «иди сюда», «будем кушать». Я вешаю воспитательницам список на дверь и прошу, чтобы они их повторяли весь месяц. Многие воспитатели относятся с интересом.[41]

В нагайбакских поселках центральной группы проводятся занятия по изучению родного языка. В связи с тем, что этот предмет является факультативным (т. е. необязательным) курсом, его преподавание оказывается успешным только под началом настоящего подвижника своей культуры, способного заинтересовать языком детей. В Нагайбакском районе происходят частые смены учителей языка, да и сами педагоги жалуются на неудобное расписание и незаинтересованность в нагайбакском языке со стороны руководства. Надежда Уряшева из села Попово инициативно обучает детей, хотя считает, что время для хорошего знания и сохранения языка нагайбаков упущено: «Я ставлю задачу на каждом занятии дать и закрепить по четыре новых слова. Если взяться серьезно, то и медведя можно научить танцевать».[42]

С точки зрения нагайбаков, их язык — главная ценность культуры. Сегодня он играет первостепенную роль для этнического самосознания, и есть тренд набора им популярности, в том числе среди молодежи. По сообщению остроленской учительницы истории, она общалась с двумя старшеклассницами из обеспеченных семей, которые владеют своим языком и говорят на нем между собой для того, чтобы подчеркнуть свою уникальность. Мода на этничность дает надежду нагайбакам на сохранение и возрождение родного языка.